Пахнет прелой листвою… Ноябрь вступил во владение

этой частью пространства. Прими его краски и ритм.

Он лишь гость на постое. Он просто в тумане видение.

Потакает он странностям…. Руша вещей алгоритм.

Всё что было привычным – стало чуточку более странным,

и при этом замедлился темп обращения слов.

Стало рано темнеть… И светать по утрам стало рано.

Но не он нам, а мы ему пишем и пишем назло.

А, по правде, … в желаньях бороться с осенней хандрою

нет ни злобы, ни вредности… просто желание быть

частью этой пастели… сомнением, грустью любовью…

Даже если мы куксимся, мы – далеко не жлобы.

Пусть по жёлобу нашего дома журчит серый дождик.

Да холодный, да долгий, смывающий больше чем ждём.

В ноябре очень много догадок, суждений и тождеств,

и … желаний себя не терять за тем долгим дождём.

Не спеши осознать. Не пытайся дожди подытожить.

Это небо всегда нас немного страшит в ноябре.

Мы дрожим… Мы потеряны? Да!… Ну и что же.

Пусть… Уют принесёт нам едва уловимый амбре.

Говорила кошка кошке:

"Я пишу стихи немножко,

В день погожий и в ненастье

Ваське - серому на счастье."

Отвечала киске киска:

"Для меня важней сосиска,

не для Васьки, а в желудке.

И без всяких прибауток."

Пока ты не пришла, я был другим.

Я плыл, ведом течением. На ощупь

я брёл один сквозь призрачные рощи,

свистя под нос любви печальный гимн.

Пока ты не пришла, я был не тем.

Не настоящим. Грустным. Одиноким.

Теряясь, уходили в полночь строки.

Им в такт моих шагов сменялся темп.

Я ждал тебя. О, как тебя я ждал,

буравя взглядом дикие созвездья,

свершающие в небе переезды,

манящие в неведомую даль.

Но вот уже неделю по ночам,

едва глаза закрою, слышу снова

звучащее трубы далёкой соло,

дарующее радость и печаль.

Всё те же сосны, звёзды и река.

Пейзаж не изменился, только сердце

колотится в неведомую дверцу,

влекущую меня издалека.

И я плыву, и знаю, что к тебе,

живя одной надеждою о встрече,

с банальной рифмой - "будет тёплый вечер,

сыграющий нам соло на трубе."

Мир таков, как он есть, в нём случается всякое.

Будь готов ко всему, но, пожалуйста, - верь:

верь в весну и в любовь, верь в цветение сакуры,

и в корабль мечты, покидающий верфь.

                    И, “пока свистят ещё ветра”,

                    синевы под килем я желаю

                    всем, кого застал в пути с утра

                    новый день мелодией. Светает.

Мы шагаем вперёд сквозь печали и радости,

через счастье и боль… Вновь примята трава.

В облаках над Землёй ощущение краткости

пробуждает Любовь, что навеки права.

                    И пока под сердцем боль светла,

                    и пока друг другу шепчем “Надо!”

                    не сгорит усердие дотла,

                    не потухнет зелень наших взглядов.

Синева заполняет пространство - вне времени.

Мы впадаем в мелодию. Мы одни в тишине.

Непосильная ноша – не кажется бременем,

а слова о любви всё слышней и слышней.

                    Да, “пока свистят ещё ветра”,

                    суждены, увы, нам и разлуки.

                    Боль воспоминания – остра:

                    потому ли сцеплены так руки?

Мир таков, как он есть. Мы такие – как хочется.

Что губами не сказано – выражают глаза.

И читаем мы в них, как всегда, одиночество,

и, конечно, любовь. А слеза?... Что слеза?...

                    Ведь “пока свистят ещё ветра”.

                    Мы пока мечтаем и желаем.

                    С нами синева и боль утрат,

                    и Любовь от края и до края.

Затаилось нечто странное и пугает у ворот.

То ли просто утро раннее вырывшее, словно крот,

холмик странных ощущений и волнений и тревог.

То ли это ночи мщение. То ли ветра экивок.

Ну, а если то не страхи, не туман и не озноб?

Кто-то в том тумане ахает. Кто-то, стоя, чешет лоб.

Ну а ветер неустанно сносит всё что городим…

Люди… Мы такие странные … Не машины – мы гудим.

А когда туман развеется и, утихнув, улетит

ветер, … многим вновь поверится, что открылись все пути …

Шаг и, не сказав спасибо ветру, мы пойдём искать,

как в игре… На пять… Изгибы… Рекам вод не расплескать.

Утро… Не дрожи, в испуге. Пять минут и всё пройдёт.

Проступает дома угол, там автобус кто-то ждёт.

Крик «пора»… Не крик? … Пусть шепот… Сгинул страх и нам пора.

Без следа. Лишь тихо щёлкает… ветер веткой из вчера.

Там, где кончается город

и начинается ночь,

пьяный свободой и гордый

некто с усталою мордой

бодро идёт… Видно, прочь.

Видно по твердой походке,

как не тревожа листву

в курточке не по погодке,

с грустью своею погодки –

он не стыдится родству.

Бродят заблудшие души,

улиц решая кроссворд.

Нить Ариадны - катушки

песен осенних. Не слушай.

Ветер. Опять поворот.

Вспять. То метнулось не время.

Тень? Да хотя бы и тень.

Некто решил теорему

и, не пугаясь сирены,

может любить и хотеть.

Трудно… во тьме лабиринта.

Некто на вид не продрог.

Профиль с картины Магритта.

В небе летит Маргарита.

Он не боится дорог.

Город становится утром.

Осень - зимой и весной.

Небо присыпано пудрой.

Некто замерзший и мудрый,

ёжась, становится… мной.

Мы вместе с тобою летели по небу,

как будто слетели с картины Шагала.

Смешались в сознаньи былое  и небыль,

и полночь незримо за нами шагала.

Мы вместе с тобою летели, обнявшись,

и шпили церквей проплывали под нами,

а звезды смеялись о чём-то вчерашнем,

и хлопало время мгновений дверями.

А скрипки звучали далёко и нежно,

и было немного тревожно и грустно,

и города профиль - прекрасно небрежный -

растаял в тумане движеньем искусным.

А ветер нас гнал за поля за рекою,

и мчалась навстречу нам леса громада,

а я любовался тобою такою,

которой не знал. И другой мне не надо.

Когда мы вернулись, - ты быстро уснула,

прижавшись ко мне и обнявшись с гитарой,

а постер Шагала, приставленный к стулу,

глядел на меня пролетающей парой.

Типажи... Типажи... Будто я не типаж.

Не скажи - Это жизнь.

                               Где тут жизнь, а где блажь?

Но что делать, когда я и сам состою

из забот и затей. Из "люблю - не люблю".

Вот бушуют цвета.

                     Мы же сводим их к двум.

Кто-то скажет, смеясь, что не брат и не кум.

Я любуюсь на мир через призму страстей.

Почему всё не так?.. Всё пустей и пустей.

Белым цветом на чёрном просто выведу "Лю...'

И отправлюсь пешком через год к февралю.

Кто-то скажет мне "Друг!". Кто-то скажет, что брат.

Кто-то брякнет "Дурак!.."

                                  Я и этому рад.

Я хочу подойти и спросить о душе,

о картинах, стихах...

                      всё выходит клише.

Почему, несмотря на моё "не суди",

что в трико, что в пальто - всё не так на пути.

И чем пристальней я проникаю в глаза,

тем сильнее боюсь, что опять не узнал.

Мир нельзя поделить лишь на "да" или "нет".

Мы с тобою живем на одной из планет.

И никто не докажет, что нету другой.

И что ты не изгой.

                      И что ты не изгой.

Так идём мы навстречу судьбе - типажи.

Эхом бьются шаги: "Это жизнь. Это жизнь."

И лишь тоненькой жилкой стрекочет в ушах:

"Мир - совсем не отстой.

                        Сделай шаг!

                                     Сделай шаг!"

Уезжают друзья, 

оставляют лишь спетые песни. 

Бортовые огни 

напоследок в глаза мне взглянут. 

Уезжают друзья... 

Ну, а новых не встретишь, хоть тресни. 

И оракул поник, 

ему жалко меня обмануть.

Нас поймало в силки 

обнаглевшее грубое время. 

И шлагбаум закрыл 

к отступленью возможному путь. 

Я закончил стихи.

Я стряхнул ненасытное бремя.

Я уже все решил.

Не важна мне банальная суть. 

Что когда-то и мне 

расставаться придётся однажды.

И поставлен мной крест

вместо подписи в книге разлук. 

Я уже всё решил -

и не надо терзать себя дважды. 

Только что-то опять 

не дает мне спокойно уснуть. 

Уезжают друзья,

оставляют мне спетые песни. 

Бортовые огни 

напоследок в глаза лишь взглянут. 

Уезжают друзья, 

ну, а новых не встретить, хоть тресни. 

И оракул поник, 

ему жалко меня обмануть.

Она скрылась там, где примята трава.

Я ей не сказал, что она не права,

поскольку я думал, что сам я не прав,

не выпав росой средь нескошенных трав.

И Кто бы мне дал притвориться росой

чтоб слиться с рассветом с ногою босой?

Чтоб дальше исчезнуть в её наготе

без тени намёка на то, что хотел

промолвить… Какие слова у росы?

Я только однажды её попросил

не стричь никогда её длинных волос…

Рассвет наступил. В след за ним – сенокос.