- I -

Моя муза носит очки 

            (незначительный минус) 

                            и длинные волосы.

А я, признаюсь вам, – сдвинулся.

Я почти умираю

                     от её голоса.

Она

    невысокого роста

                и худощавая.

Она лучше всех готовит

                      щи из щавеля.

Свою собаку она

                называет Авелем.

И это правильно,

что она 

      считает меня сумасшедшим...

Привет всем подошедшим.

                * * *

Мою музу зовут Алёна.

Она живёт в центральном районе

нашего города.

А я

  отпустил бороду.

                Небольшую.

Уже лет как пятнадцать.

И я рад стараться

         уколоть при случае 

                              в щечку.

Я всякий раз ищу щёлочку

                   в её серьёзности.

(Есть у меня и другие особенности.

Улыбка... и отсутствие собранности).

                * * *

Иногда мне почти удаётся...

Но всегда остаётся

поле

     для новых попыток.

И это совсем не пытка.

Кстати

       и Алёна не жалеет напитка

                               своего поцелуя,

хотя не часто балует...

                          и это правильно.

Ведь поцелуи – отравлены

                                  моей нерешительностью.

Отчасти

         она простительна. 

                                  Но...

длительность ожидания становится ощутимей.

Как ветер.

                * * *

Алёна без сомнения светит

(в университете,  и на работе).

И её совсем не заботит такая солнечность,

как и соло на флейте, 

                          к ужину...

Она просто простужена.

А я как будто контуженный:

сперва с рождения, а потом и ею.

Я, по правде сказать, шизею.

И не от взгляда и вздоха –

                           от шороха.

От бровей над очками.

И всполохи 

              затмевают и взгляд, и сознание,

и так уже мающееся скачками,

что прибавляется к моим странностям 

                                           в вечернем свете.

(Спрашивается – куда же больше,

                                    А всё туда же). 

Я припрячу, пожалуй, пряности.

Я обожаю щавель, и не переношу 

                                   петрушку и спаржу...

                 - II -

Я спрятал Алёнины очки, и она 

                                    идёт и щурится.

Ей кажется, 

            что на неё смотрит вся улица.

Улица,

       может, и смотрит.

                              Что мне она.

Мне она 

         не видна,

                    хотя зрение было нормальным.

Улица ведь

             нереальна,

                         когда на ней...

Ясное дело, что видней

мне кусок за Алёной.

Всё остальное – покрыто плёнкой

                                              ненужности

и...    уже известной контуженности

                                  вашего покорного брата.

Подтягивайтесь, ребята.

                * * *

Я уже не боюсь

                   класть ладони на талию,

одновременно болтая

(чего не делал до этого).

Я осмелел числа третьего

(тому назад).

И, по правде сказать,

                         я рад.

Мне – осталось немного:

Показать свои стихи

                         и фотографии,

подробнее

          рассказать биографию.

Пойти со временем в ногу.

Не пытаться преодолевать это жжение.

И...

   Сделать Алёне предложение.

                * * *

Спасибо, Господи, что нету предела

мурашкам на моём теле,

поломкам в моей разумности,

зачаткам моей необузданности,

за то, что в сознании идут скачки...

                * * *

Алёна отыскала очки.

Я – поправил её чёлку, 

чем и расширил щёлку

собственной смелости.

Расширил...

Не от этого ли так сводит челюсти.

И откуда

           такая смешинка?

Мимо промчалась машина.

Так странно,

                что я её заметил.

И почему так светел

                           этот вечер?

Это он

        расправил мне плечи? 

- Мишка,

          мой взрослый ребёнок.

                             Что случилось?

- Выходи за меня замуж!..

                * * *

Получилось?

                * * *

Пёс Авель

            лежит на кабеле, который

я тяну к компьютеру.                

Сегодня четвертое.

                          Утро.

Мне кажется.

            Мне это часто...

                Что части

                    реальности сглаживаются

                        время от времени

                            в завихрениях

                                моего воззрения.

В очках у Алёнки отличное зрение,

но даже в очках Алёнка меня не гонит.

Неужели?..

Неужели я понят…

                - III -                

У неё в рюкзаке моя книжка.

А я

  изучаю стрижку, 

                       которой нету.

Мой разум

            сплетается в косу

                         совсем без спросу,

                                      как и её волосы

                                                  в моих руках.

И я затерян в веках.

               Или в веках.

                   Я

                      их целую.

                                  Я в реку вхожу

                                                      вторую.

Ищи, где я – свищи.

- Алёнка...

-?!.

- Сготовь нам щи. 

                 Будь другом...

Ребята, я не хочу из круга.

Ну, где же вы теперь мои друзья?

Уходите?.. Теряетесь из виду?

Исчезновение… Не я один озяб.

Умеющим не зябнуть, не завидуй.

Кто на день. Кто на пару. Кто… Не плачь.

Слеза, упав, травы’ не потревожит.

Кто говорит, что - лекарь. Кто - палач.

Оно не течь, как и стоять, не может.

Налейте мне вина, я пью за тех,

кого люблю. Один бокал, как прежде.

В часы разлук, как и в часы утех,

сквозь тот рубин глядят в надежде вежды.

Не надо, друг мой милый. Помолчим.

За всех… Пусть миром правит слово “рядом”.

Молчать и улыбаться - не почин.

Не стоит называть печаль обрядом.

Я говорю “привет” а не “прощай”.

Ведь тайна песен и сердец с вином не тает.

Смешно и уповать, и обещать.

Что там на дне? Мелодия… простая.

Однажды в дом к тебе придут герои книг.

Не забывай, что может так случится.

Вдруг вспыхнет свет, и музыка включится

и станет шумно, но тепло. Настанет миг,

когда окажешься лицом к лицу с самим собой.

Ведь каждый в чем-то будет отраженьем

твоих, желаний, помыслов. Движенье

заполнит дом твой. Дом качнётся. Словно сбой

случится в механизме. Заблуждение.

Совсем не сбой. Скорее пересчёт.

Когда героев в дом к создателю влечёт,

тогда приходит к людям провидение.

Добро и зло соседствуют повсюду.

Добро выходит на тропу любви тогда,

когда смыкаются герои и года

и веселятся. Даже 

                          бьют посуду.

И ведь не к каждому вот так они придут.

И ведь не каждый будет счастлив тем героям.

И хорошо, что сложно мир устроен.

Да будет так и пусть не украдут

твои таланты – ангелы хранители:

сомнения души. Да будет так.

Спеши, пиши. Сомнения – пустяк.

Герои-гости превратились в зрителей

и почитателей. Так будет… 

                                       если ты

смог не нарушить дисбаланс добра и скверны.

Но то, что верно, снова не проверено.

Ты возишься у кухонной плиты,

готовя угощения гостям…

Приходит утро, запустенье пудря.

То солнце – вечный мальчик златокудрый

глядит всем вслед. 

                      «Добро и Зло?» 

                                       «… пустяк».

А выше тумана и ниже тумана

всё то же пространство любви и обмана.

И эту шкатулку туман не разделит

на части. А, значит, мы будем при деле:

гадать, и смеяться, и, может быть, плакать.

Всё стерпит туман (кроме ветра, однако).

Туман меж домами стоит занавеской.

Туман над холмами – сбежавшей невестой.

Туман над рекою, как новая скатерть.

Туман над полями... Вот так же накатит

на всё сокровенное, прошлое плёнкой...

и вдруг ты услышишь рыданье ребёнка

и смех (в отдаленьи) весёлый и ясный...

Там можно не спорить, что мир наш прекрасен.

Дыханья тумана, несущие страхи,

внушают: пространство родилось в рубахе.

В рубахе тумана?.. И это возможно.

Отдаться последним в тумане - несложно.

Сомненья умчатся от лёгкого ветра.

Стекутся в шкатулку тумана заветы.

Туман научил нас инстинктам поверить

и скрылся, опять свой урок не проверив.

Все мы сбоку припёку к чему-то великому.

Даже если удастся воссоздать часть модели,

мы, блуждая развилками, восхищаемся бликами

и считаем зарубки, как дни и недели.

Неделимы на этой дороге понятия:

те что всуе познали с теми что недопознаны.

И зачем я порою прошу извинять меня?

От того что тревожу бубня про «не поздно нам»?

Знаю – я виноват. Я забыл про бубенчик.

С ним наука моя станет всем очевидна.

Я опять притворюсь, что не нем, а застенчив.

Нам – бродягам – неопознанность меньше обидна.

Я порой говорю: «Мир – есть шар. Вероятно…»

(Я заметил изгиб горизонта в скитаньях).

Вы ворчите, что я изъясняюсь невнятно.

Что ж… Я тоже люблю в темноте очертанья.

Я опять перепутал Божий Дар и глазунью.

Я опять восхищаюсь и банальным, и вечным.

Все мы сбоку припёку к любви и безумью.

Мне пора. Меня манит дурацкий бубенчик.