Трудно… Очень трудно удержать

птицу, не имеющую крыльев.

Заряжают ружья сторожа.

Двери, ставни наглухо закрыли.

А она летит себе в ночи

Плавно и беззвучно сгустком света.

И стоим мы юные, ничьи,

и вдыхаем бормотание ветра.

Вот сейчас пробудится вопрос,

а причём тут птица… Не отвечу…

Я под небом встану в полный рост

и спрошу спускающийся вечер,

что мне делать завтра, и потом,

и ладонями заткну внезапно уши.

Но протиснется в сознанье полутон…

Неразборчивое «Лучик» или… «Лучше».

Мы сличаем тот невидимый полёт

с перестуком или с перебоем.

Намерзает… после – тает лёд.

Небо серое, а после – голубое.

Так о чем я вам хотел сказать?

Про умение летать в ночи без крыльев?

Где-то далеко гремит гроза.

Слышно… Значит – ставни мы открыли.

В минуты боли и отчаянья

я выхожу в ночи под дождь.

Меня приветствует качание

и побуждает к чувствам дрожь.

И я кружу, вдыхая музыку,

что посетит меня вот-вот,

и улочкою тонкой узкою

соединяюсь с током вод.

Куда несут меня в потоке

отчаянье, мечта, судьба?

И не поскольку не постольку

подсказывают желоба,

переполняемые звуком,

несущимся вокруг и сквозь,

садящимся с дождём на руки

мои … откуда … всё взялось.

И я не верю, что реален

сейчас промокший сей бурлеск.

Мой альтер эго у рояля

в ночи задумал этот блеск

слетающих блестящих капель

из беспросветной толщины

тьмы неба… Суетится  скальпель

не нарушая тишины.

Рояль и дождь – два старых друга

моих, два спорщика… Едва,

да и с какого перепуга

осознаю, что вся вода

задействована в этой пьесе

одним касанием руки,

и не хватает только песни,

рождённой мной не вопреки.

Нарисовать без красок и бумаги

всё то, чего давно на свете нет…

Суть вещества – как антитеза магии.

Элизиум за мишурой тенет

наполнен не тенями прошлых истин

и не отчаяньем расплывшихся страстей.

Шуршат непроработанные листья

и высыхает силуэт снастей

забытых, брошенных на берегу не нами,

и почему заботит это нас?

Любое вещество - всегда орнамент,

а нереальность будоражит и не снясь.

Но сносит ветер зыбкий наш рисунок…

Не говори, что ни его, ни ветра нет.

Душ вечности: молчанье из форсунок

умоет обе стороны тенет.

Рассвет и пустота сродни открытию,

а то и откровению… Рискуй.

Вот карандаш, вот кисть, вот явь… Корите?

Себя? Других?… Про что я? … Про росу?

Про ту которая опять на утро ляжет,

вне всех концепций слов и бытия.

Серьёзность в ней соприкоснётся с блажью.

Там бродит эхо: «… может быть и я».

Идёт война повсюду и даже – в тишине.

Бьёт вдребезги посуду на кухне ночь. Слышней

скребётся мысль, что в брызгами всё разлетелось прочь.

Прижавшись лбом к фрамуге, ты шепчешь:  «не пророчь»…

Тебя никто не слышит: на кухне ты один.

Но, раздаётся шёпот: «Я здесь, мой господин.

Приказывай, я выполню желание одно»…

Реальность с наваждением разрушили кордон.

И ты молчишь, поскольку, боишься потерять

последнюю попытку, спасти, не матерясь,

надежду или нечто, похожее на всплеск,

затерянное между пространств, как хруст и блеск.

Незримые осколки озвучивают шаг:

стоишь ты или ходишь по кухне чуть дыша,

заветное желание не высказав… Опять

твой некто исчезает, не запустив ток вспять.

Да и не смог бы, право, имей ты больше их –

попыток… Звон ли… скрежет опять, похоже,  стих.

Но знаешь ты, что вряд ли окончилась война.

В цепи ночных сомнений не вычленить звена.

Твой тайный собеседник настаивать не стал.

Ты с видимым усердием всё ставишь по местам

под перестук дождинок, слетающих без брызг,

и слов неудержимых, порвавших душу вдрызг.

Я наткнулся на него случайно

в толчее проточной городской.

Ворковали радость и отчаянье,

споря с безрассудством и тоской.

Он метался малость над… не между,

ни угла, ни крыши не искал.

Для него я выглядел невеждой,

каплей,… брызгами вдоль быстрого мазка.

Он метался. Он – искал пристанища

в каждом встречном, в том числе во мне.

Толчея для тишины – ристалище.

Из неё во вне, как на волне

он однажды вынырнул из бездны

бесконечно вложенных пространств,

не пытаясь выглядеть помпезным –

антитез и суеты и … постоянств.

Проскочил он чуть заметным бликом

или стуком, или вздохом, и …исчез.

Ну а для меня равновеликими

стали вмиг дыханья сонма бездн,

что разверзлись, словно ждали вечность

здесь сейчас лишь одного меня.

… Это – наказанье за доверчивость,

но последствия уже не поменять.

Пусть невеждой, пусть и не осознанно,

пусть не беспокоясь кем я стал.

В толчее той протекая допоздна

я на удивленье не устал.

Он давно исчез, оставив странное

ощущенье… влаги на руках.

И не важно поздно или рано

было, и текла вокруг река.

Что случилось с человеком? Человек сошёл с ума?

Человек поспорил с веком? Человек купил гамак?

Он качается раскинув руки ноги, глядя внутрь:

времени, … себя, … Суть трюка в том, что б вырос перламутр:

из былинки, из пылинки, залетевших в душу, и…

В подсыхающем суглинке мёрзнут к ночи колеи.

Он качается…треск слышан над волненьем жуглых трав…

В том качании не свыше… мысли: прав или не прав…

Что случилось с человеком? Он попал в недобрый век,

опалившим жаром веки, само… слово человек

сделалось обидной биркой на помятом пиджаке…

Стала жёсткой коркой лирика, как янтарик на жуке.

Он когда-то тоже брезговал сладкой времени смолой…

Ползал медленно по лезвию листика… Малым мало

каждому из нас покажется – с губ текущий липкий мёд…

Может,… человек отважится и хоть что-нибудь поймёт?

Кто плохой, а кто хороший? Детский каверзный вопрос…

Тот, кто не сложился рожей, или чей смешит нас рост?

Эти игры надоели и, по правде, чуть страшат.

Замелькали дни недели, будто их не сторожат.

Кто за кем следит упрямо, не моргая глядя в лоб?

Лик судьбы в оконной раме, словно на матрасе клоп?

Эко право… Я не грубый, не циничный, не смешной…

Не сверкаю словно рубль не махаю я мошной.

Наблюдаю и внимаю? Да, возможно, как и вы.

Цветопад на фоне мая. Смены красок таковы,

повторяясь год от года, как и выбор: свой - чужой…

Не ищу ошибки в коде озадаченный межой.

Суждено метаться между всем кто выбрал путь решать.

Боязно прослыть невеждой, пострашнее - разрушать.

Шаг-другой. С мыска на пятку. Вдоль, держа, как честь, баланс,

с той, с кем заигрались в прятки, заключивши мезальянс.

Точка в конце предложения –

вентиль спасающий  воду.

Жажда способствует жжению,

щёлканью клавиши ввода.

Молодо-зелено, выпито.

Капля сверкает на солнце.

Я с бородою и… выбритый.

Личность, хотя и не… социум.

Как это? Так это? В зеркале

собственных вздохов и чаяний.

Хлопают часики дверками.

Бой заглушает брянчание.

Пальцами бороду клинышком

не тереблю и не дёргаю.

Птичка махнувшая крылышком –

мысль избежавшая оргии.

Где-то на некой планете я

робко приветствую оторопь

точкой в конце междометия.

Тропы натянуты стропами.

Есть ли предел лаконичности?

Тот перестук не умерить нам.

Звук переходит на личности.

Ветер играется перьями.

У реплик «никогда» и «навсегда»

навскидку мало общего и всё же

одна с другою стоя рядом ёжатся,

опередив жеманное «тогда»…

Меланхоличное, надменное «зачем»,

пройдя, приляжет тихо на газоне.

Их всех приветит взгляд дыры озоновой…

А я невольно поведу плечом.

А я произнесу: «здесь и сейчас», –

на самом деле заложив «потом» и «в прошлом».

Дыра сомкнётся, небеса порошею

вишневою откликнуться,  – лучась.

«Учи матчасть…» – промямлит вдруг душа,

и я начну листать слова в блокноте.

Запляшут буквы. Звуки станут нотами,

а ты замрешь, в затылок мне дыша.

Кто и откуда? Я тебя не знал.

Не звал. Не ждал, хотя и… сам придумал.

Я не смотрю назад, избегнув глума.

И скрытый мой сарказм – чистейший нал.

У пары «почему» и «потому»

на перемычке не найти ответа.

И… не ищу. Лежу. Встречаю лето.

Ты – появляешься,… призрев моё: «Да, ну!»…

Вернуться в прошлое нельзя,

но подглядеть в осколки можно,

и отражения умножат

по стенам бликами скользя

сомненья, лица и тревоги,

печали, вздохи, мысли вслух…

Узор на стёклах блёкло волглый

и замерший меж капель луг.

Он дремлет – мерин перед скачкой

неспешно шевеля губами.

Рассвет, кормя его хлебами,

становится внезапно прачкой,

смывая ночи след последний,

и донося чуть слышный стук

крахмально-белого наследия

из смальты склеенных потуг.

Да, станет благородным ржание.

Да будет девственным галоп.

И солнце луч ударит в лоб.

И пробуждение дрожания

уймётся… Грива станет щёткой

вернее кистью для бритья.

Вид станет вдруг предельно чётким,

но глуше тайны бытия.

Осколки превратятся в шёпот:

чуть различимый и земной

и ляжет картой козырной

осознанный внезапно опыт

умения смотреть … Куда? …

Сквозь трещины узора в бездну…

Луг ускакал и дней вода

покой приносит безвозмездно.

Вопрос: вернуться ли, уйти,

а может ждать, качанью внемля…

влечёт другой: «А есть ли земли

за этой гладью?»… Взаперти

тех вод, в их плавном окружении

я пробуждаясь ото сна,

ловлю из прошлого движение

и слышу: «Я тебя узнал».

Что мы знаем про поэтов?

Что они живут и жили,

что писали не про это…

и про то…Что он двужилен –

ток чернил, и что такая

их судьба… и то, что выбор –

не стои́т… Судьба толкая

задаёт вопрос: «А Вы бы?…»

Ну а мы – читаем книжки, 

и смеёмся, и вздыхаем…

Шевелим душой, умишком,

восхищаемся и хаим.

И порою открываем

пред собою вдруг дороги,

и к судьбе своей взываем,

чуть дрожа под взглядом строгим.

Вновь открытое пространство

нас зовёт, пугая правдой.

Мы не слушаем про странности

наши, и … порой мы рады,

что мы встали и шагнули,

не смотря на наши страхи…

Словно нечто умыкнули,

ворот расстегнув рубахи.

У кого какое время –

у того свои откосы.

В спину солнца луч – не премия

для того, кто встретил росы

в темноте шагнув… Навскидку

путь поэзии – шарада.

У поэта – нет накидки…

часто… Есть лишь – чья-то радость…

или – горечь… Осознанье –

дар несущий боль и сладость

вместе… Вечности касанье

делает мудрее младость.

Что мы знаем про поэтов?

Ничего, хоть и читаем.

Тлеет кончик сигареты,

проступают очертания.

Время летит, как состав под откос:

может сорвётся, а может минует.

Слушая стук вездесущих колёс,

делаешь вид, что ничто не волнует.

Ну, а на деле – считаешь века.

Ну, не века, так хотя бы мгновения,

и обещаешь всех не вовлекать…

Кто эти все? Так…  в движении звенья.

Кто там зовёт, повторяя… постой…

Кто отзывается… Ладно… Пустое…

Можно соврать, что мотивчик простой…

Но если честно – пожалуй не стоит.

Время оно – знает всё и не врёт –

только молчит… Может это и лучше.

Время умеет молчать лишь вперёд.

Всё, что назад – отразившийся лучик.

Что же выходит? … Стихи ни о чём?

Что там стихи… каждый шаг и желанья.

Разве момент понимания включён

в цену билета, в вязь линий на длани? 

Время летит… Вовлечённым в поток 

выбор внимать дан, храня свои лица.

И неуместны бурчание, и торг,

и ожиданья возврата сторицей.

Но возвращаются лица, слова,

помыслы, мысли, желанья и чувства.

Время сметает, и чёлку со лба

мы убираем на грани сочувствия

к мудрости, глупости, бликам в окне,

произнося не в сердцах: «Это время,…» –

зная – никто не придержит коней, 

тщетно сличая терпенье с прозреньем.