Когда я придумал слово “Окенами”
           я еще не знал что “Окинами” на японском
           означает “гребень морской волны”


Несклонный к полноте, слегка поправившись,
но не утратив тонкости с годами,
он искренне надеется отправиться
на остров им открытый – Окенами,
укрывшийся от Куков и Колумбов,
невидимый ни спутникам, ни птицам,
который год зовущий звуком румбы
на берег неизведанный спуститься.

А по Москве неслышно рыщет осень
пиратским бригом в пятом океане,
но он, вступив на борт, вновь не попросит
его подбросить утром к Окенами.
Окинув взглядом вымокшие крыши,
он спустится обратно где-то в центре,
скользнет вниз по канату у афиши
с его фамилией и датами концертов.

Корабль скроется, листвой присыпав лето.
Проснётся он от крика козодоя
и, не одевшись, подбежит к планшету,
добавить в карту линию прибоя.

Так ночь за ночью, суживая пятна.
К нему приходит с музыкой и снами,
зовущая из Космоса обратно,
бегущая по гребням, Окенами.
Никто не знает, что в чехлах с гитарами
хранит он путь к его незримой музе.
А публика уносит вместе с чарами
с его концертов крабов… да медузы.

Ещё не старый хоть на вид уставший,
он не спешит домой с ночных концертов.
Он думает о той - названье давшей
(начертанное на Афишах в центре).
Он ждёт её, он верит, что не может
она не воплотиться из страдания.
И вот Аншлаг (ёще один) рождён и прожит.
И вновь свежо как ночь его предание.


* * *

- А Окенами - это на японском?
- Не знаю, но скорей – Новозеландском.
- Он услыхал названье в ржанье конском…
- Да, бросьте… Просто в крике хулиганском.
- Смотрите это он… Какой-то грустный.
Я подойду.
              - Давай. Тогда до встречи.

Он услыхал, как кто-то лёгкий хрустнул,
ступив к нему, и вмиг расправил плечи.

- А Окенами - это по-японски?
- О-нет. Скорей – по-окенамски.
- А почему у Вас пальто в полоску?
- А почему Вы вдруг залились краской?
Корабль зимы завис над ними утром.
Канат слетел от них в каком-то метре.
Он ей играл. Снег присыпал их пудрой.
Вокруг игрался в карты шустрый ветер.

< 22-25 июля 2012 года >