Человек стоит и ждёт автобус.

Холодно. Проходит его жизнь.

Рядом школьник крепко держит глобус.

Молодец малыш. Учись. Держи.

Ерунда, что мёрзнут наши пальцы.

Рано… поздно ли – автобус наш придёт.

Мы – не пассажиры: постояльцы…

Жди… пока твой туфель не протёрт.

Холодно зимой и жарко летом.

Трудно шар земной держать в руках.

Непонятно, как купить билетик…

Непонятно, что … внушает страх.

Холод продирает до суставов,

сковывает мысли … Ты не смей

поддаваться эдакой подставе…

Шельма… Что же стань ещё шельмей.

В темноте зимой порой не ясно:

то ли утро, то ли вечер, то ли ночь…

Иногда нужна нам людям встряска.

Наш автобус сможет нам помочь.

По промёрзшим улицам качаясь,

понесёт нас к новым берегам.

Сядем рядом, молча различая

страхи: «мёрзнуть», «ждать», «оберегать»…

В том автобусе меняются местами

пассажиры, судьбы, времена.

Ждать устали?… Ехать – не устанем?…

Нет … Свою судьбу не променять.

Что бы ни было… Попробуем согреться…

Нам нести… не глобус – так портфель.

Холод. Улица – река. Темно. Проекция…

Вынырнул автобус, как форель…

Возможно ли забыть, как шла она домой:

уже немолода, но всё ещё красива.

Снег падал неспеша. Снимался фильм немой.

А жизнь себе текла небрежным чуть курсивом.

Не новое пальто. Улыбка на губах.

Полупортфель. Берет, и на бровях снежинки.

А где-то в небесах партиту пишет Бах

всё зная наперёд… Не хмурясь. Без ужимок.

Детально прописав, как будто жил он здесь,

бульварное кольцо и узкий переулок,

Бах создаёт в ночи дрожащую чуть взвесь,

связующую нас. Звук звонок. Отзвук гулок.

Она идёт легко на тонких каблуках

по снегу, что уже скрыл трещины и лужи.

И мне понятно, что печаль её легка.

Я думаю о том, кому с моей я нужен.

Я вижу свет в окне. В одном … в другом … но снег

мне не даёт считать, дрожа, сбивая с ритма.

Бах подойдёт к окну, мы оба с ним во сне

попробуем понять законы алгоритма.

Она поставит диск с партитой номер шесть,

едва придя домой, согреть пытаясь пальцы

озябших ног… Боюсь, что может надоесть

нас связывать снегам, и музыке скитаться.

В тех странных временах, исчезнувших давно…

Для счастья нам тогда хватало снегопада,

который засыпал сомнений наших дно,

под звуки, что могли унять и всхлипы ада.

Могли ли бы с ней стать мы фугою в окне? …

Кто знает… Снег метёт и ничего не видно.

Партита номер шесть. Мерцание огней.

Она пьёт чай. Одна. Какой? Увы, не видно.

Для одиноких душ в том фильме нет речей.

Репризы все для них: молчанье с пантомимой.

А Бах себе сидит в мерцании свечей

предсказывая всё. В Любви – неутомимый.

Да-да, в Любви – А что? Пусть заметает снег

следы, что разошлись… Партита будто  смолкла.

Стою я под окном и слышу тихий смех…

Пусть радость на губах опять слегка прогоркла.

Пусть новый эпизод пока ещё не снят.

Пусть знаю я – сюжет уже случился в прошлом.

Пусть пери тихих фуг надежду ей приснят,

а я пойду пока путь белым припорошен.

Бах и Вивальди. Млечный путь и Океан.

Дорога без конца и без начала.

Стоящий у бушприта Магеллан,

не ждущий возвращения к причалу,

и Галилей, считающий шары,

в далёких отсветах костра Джордано Бруно…

И нет здесь признаков обычной мишуры,

лишь вдоль границы вод в ночи буруны.

Круг замыкается, касается земли

шар разлетевшийся на сотню тысяч звуков,

что ураганы, дуя не смели…

Ведь даже их – те звуки, убаюкав,

вдруг наделили мудростью времён,

которая и топит и уносит…

А взгляд немой в пространство устремлён,

туда, где черноту сменяет просинь.

Мой Бог, как не сойти с ума, когда …

познаешь многое,– пусть и не всё … На свете

так много многоликих «нет» и «да».

Вы мне не верьте … Галаклин… Вода и Ветер.

Вивальди с Бахом сходятся в ночи

и нет меж ними видимой границы…

В душе плескаются: «проснись», «кричи», «молчи»…

И – не свернуть … И – не посторониться…

Секрет Вивальди в том, что звуки любят жизнь,

и всякий раз, как будто воскресая,

они летят во тьму, и слышится: «Держись»…

… Зелёная вода подтачивает сваи.

И там – на берегу… сквозь бездны смотрят вдаль

Создания, чьи сны и сыгранны и спеты.

Оттуда к нам дойдёт названье «Оспедаль»,

и звуки из-за стен Приюта Делла Пьеты.

Там музыка звучит с утра и навсегда

на хрупких берегах познанья и забвенья.

Не гаснут на воде созвездий чехарда,

весла гондолы плеск и ветра дуновенье.

Смычки кричат… и – раз, смычки кричат… и – два,

и, замерев, стекают, тая в чувстве,

и что с того, что всех их поглотит вода,

а воду эту муть… Чему-то – научусь я.

И Вере и Любви, и собственным мечтам

которые не чушь, а – всполохи надежды.

Да, я учусь опять … детали сочетать,

и различать во тьме … шуршание одежды

всех тех кто проходил по этим берегам,

и слышал тот же звук, и сознавал всё тоже…

Секрет Вивальди прост… В веках оберегать

всё то что та вода стремиться подытожить.

Смычки звучат… и два, … смычки звучат… и три,

смычки звучат… Едва… качанье различимо.

Вивальди просто ждёт, произнося: «Смотри»…

И музыка звучит… И в этом – нет почина.

Смычок плывёт в ночи, опережая звук,

но знаем мы, что он … дойдёт до нас – однажды…

… предтечей Тишины, Любви, Разлук и фуг,

конечным «навсегда», глотком – для тех, … кто жаждет.