На краю смородинового Рая

Я не пишу стихов о Родине.

Пишу о женщинах. Немного.

Соски похожи на смородину,

Ну,.. очень маленькую. В ногу

иду со временем. Физически.

Я наблюдаю, как художник.

Манипуляцией языческой

колдую, спрятав перья в ножны.

Я путешествую по времени

в своих мечтах, стихах и думах.

И родинки катятся премией.

Я и не знал, что наколдую

себе такое наказанье:

дорогу от большого к малости.

Смородиной, а не слезами –

плачу за рифм беспечных шалости.

И мне нисколечко не странно

любить, не будучи любимым,

придумывать для рифмы страны

в которых чаще корабли мы:

и позабытые на рейде,

и затерявшиеся в море.

Мне лестна чья-то мысль о бреде,

и чуть страшит – о Невеморе.

Несутся облака. Вприпрыжку

по ним вдогонку я по лужам

скачу. Растрёпанный мальчишка.

Похоже я кому-то нужен.

Пускай не той… в крупинках ягод.

Смородина от жара бродит.

И я брожу… Назад в варяги

и дальше… глупый или гордый.

Я не пишу стихов о Родине

поскольку не считаю нужным.

Та женщина, собрав смородину,

надев халат, готовит ужин.

Какая разница. В Италии,

или в Прибалтике под соснами.

Я мысленно – пониже талии.

Как те смородины – несносный.

Со стороны – шепчу я что-то.

Не удивляю тех, кто в курсе

моих этюдов. Быть в почёте

или поехать на экскурсию

в Италию, опять же в дюны?..

Пески мне ближе громких стансов.

Смородина и сосны юные –

никто не прошептал: «Останься».

Я – не познавший ласок лирик

и не вкусивший сцену трагик

пишу про листьев эскадрильи,

пишу про домик у оврага.

Пишу про парус, что маячит

от расставанья к возвращенью.

И вырисовывая мачту,

я косвенно прошу прощенья.

У тех – кто ждёт стихи о доме,

который больший дом, чем «вроде».

У тех – кто хочет о Содоме

И… чуть подробней о смородине.

И, извинившись, я исчезну

уплыв на мной же нарисованном

корвете. Там предельно честно

спою про жизнь не за засовами.