Тормозя одичание

Я не жил на окраине.

Я не пил с уголовниками.

Я в глаза эти карие

не втыкался иголками

слёз, застывших от ветра,

от любви, от отчаяния.

Я кручу этот вертел,

тормозя одичание.

Я воспитанный юноша,

не умеющий плакать, и

не входил я в конюшни,

не месил в скачке слякоть.

Но метался по улицам

между окон под вязами,

ждал, что оторопь вздуется

и порвёт кокон связанный.

Я из нового времени:

внешне, в целом, не страшного.

Я питался вареньями

и различными кашами

и не думал о горечи

ни войны, ни влюблённости.

Я не видел, как с гор ручьи

режут годы солёности.

Бейте в бубны, родимые…

Я кручу эти жалюзи.

Стали комнаты льдинами.

Рви... и помни, что жаль – вблизи.

Над кострами далёкими

не для паинек арии.

Раздуваются лёгкие.

Ах, глаза эти… карие.

Напророчена песнями

детям горечь взросления.

Пусть... Она ведь уместнее,

чем на окнах растения.

И не надо “бывалости”.

Нет наград с наказанием.

Но глаза... Не из шалости

рвётся снова вязание.