ЛЕГЕНДЫ ОБ ОРУЖИИ БЕССМЕРТНЫХ

I. Раздвигая пределы

 

Самолёт приземлился в Нью-Йорке.

                                                  Обычное дело.

Пассажир сел в такси и поехал на нём в Ривердейл.

Через трафик и дождь,

                              раздвигая эпохи пределы.

Это после мы скажем

                            “отметив” её передел.

Вереница огней колыхалась,

                                       как море,

                                                    и

                                                     город

нависал над дорогой

                              и таял в дожде за спиной

ожиданием встречи,

                            волненьем про гордость и горе,

и о том, что никто не находит

                                          дороги иной.

А дорога петляла неспешною красной гирляндой

и внезапно рассыпалась

                                 с тихим шуршанием шин

за воротами сада.

                        Дом встретил симфонией ладной –

птиц.

      Пахнуло

                Гудзоном и хвоей.

                                          Спешите?

                                                      Спешим!

 

- Проходите, Маэстро!

                            С приездом.

                                           Маэстро Вас примет!..

 

Вот и он.

             Невысокий.

                            Старик,

                                     но - лицом молодой.

Жизнь в усталых глазах.

                                  Что нашёл пилигрим

                                                               в пилигриме?

Не похоже, что сад в этом доме порос лебедой.

(Посетитель был в курсе:

                                  хозяин живёт как отшельник.

Скоро год…)

                Он хотел поклониться и сразу уйти,

но по просьбе…

                     остался.

                               Так много на свете расщелин.

Так редки остановки на нашем тернистом пути.

 

 

II. Лёгкий след

 

Прилететь из соседней галактики слушать пластинку?

Для кого-то абсурд.

                           Для другого –

                                            подарок небес.

Соткан звук и намотан на память

                                                живой паутинкой.

И зудит паутинка на душах

                                       как вечный порез.

В полумраке,

                 подсвеченном тусклым мерцаньем камина,

проживая до дна

                        свою долгую трудную жизнь,

он опять дирижировал…

                               звуком,

                                         но было не мнимым

ощущенье от горькой,

                               но светлой

                                              и чёткой межи.

Он на время исчез.

                           Он стоял как всегда пред оркестром,

сидя в кресле, он им управлял

                                           через …дцать долгих лет.

И он слёз не стеснялся –

                                 навеки великий

                                                       Маэстро,

и слеза оставляла

                          у всех

                                   на щеках

                                                лёгкий след.

Как они говорили?

                         Непросто –

                                         двойным переводом.

Как?..

     О музыке – той, что звучала.

                                             О дальней стране

из которой и гость, и создатель симфонии родом.

О Победе…

            Смотрели журналы.

                                                    Начало турне.

 

Гость,

      дослушав,

                   уехал навстречу “открытью эпохи”.

Фотография с дарственной надписью…

                                                     Громкий успех.

А хозяин остался…

                        Умерьте, пожалуйста, вздохи.

Он прошёл долгий путь.

                                  Он достоин расставленных вех.

 

 

III. Служить, как дышать

 

Он не молод,

                 да что там – он стар:

                                              ему

                                                  семьдесят пять.

Он уже потерял три страны

                                         и

                                          любимый La Scala.

Пусть на радио…

                     Новый оркестр,

                                           что новая пядь.

Миллионы сердец

                          его палочка

                                           разом ласкала.

Да – он стар,

                 но не сломлен

                                      и может

                                                 продолжить борьбу.

Он - в Нью-Йорке,

                          но каждою нотой он против фашизма.

Седины не добавить

                             и складок не видно на лбу.

Не сломать его духа

                            и не

                                 переполнить трагизмом.

Страха нет.

               Только боль и желанье

                                                 служить, как дышать.

Никогда не уронит он чести –

                                         сын

                                               гарибальдийца.

Он читает газеты и рвётся,

                                       страдая, душа.

Согласитесь –

                 не каждый

                                страданием сможет гордиться.

Да. Он знает теперь,

                            чем внесёт в этой битве свой вклад.

Он запишет её…

                     Он достанет её партитуру.

Слава Б-гу за право её исполнять

                                                 не устроили гвалт,

посчитали за честь для него

                                          без единого тура.

Его палочка часто звучала сквозь тучи войны,

вдохновляла борцов,

                              собирала для них сотни тысяч.

Слава Б-гу

               он не был раздавлен стандартом двойным:

итальянец в Америке…

                               Славу

                                      из камня не высечь.

 

 

IV. За кадром кадр

 

Кружным путём на юг

                              в Ташкент,

                                             в Иран,

                                                        Ирак, Египет…

Как в «Касабланке»…

                        О, My Lord!

                                      My Capitan, please keep it!

        Атлантика… За кадром кадр.

                                                Минуя

                                                        минные поля,

        Он попросил, и

                           Он следил за

                                                  кораблём,

                                                                   благоволя.

За кадром кадр.

                     Лист за листом.

                                          Так нужно и

                                                           так должно.

Желанье противо->

                        <-стоять.

                                   На фильм не снята лонжа.

        Жара в Нью-Йорке. Пыль. Корабль. С

                                                                 ней не сравнится

                                                                                          жар внутри.

        Ну, наконец-то!

                             Сколько дней

                                                прошло?

                                                          Пять дней? Нет –

                                                                              целых три.

Победа? К сожаленью, нет!

                                       Участие? Бесспорно!

Рыдают флейты да гремят

                                     литавры да валторны.

        За звуком – звук.

                               Отправлен диск.

                                                      Назад:

                                                             путём опять кружным.

        В оружии бессмертных нет

                                               иных

                                                     деталей и пружин.

Он вытворяет чудеса.

                               Летает иммельманом.

И телеграмма год спустя

                                   в кармашке с талисманом

        под сердцем. Шквал в Нью-Йорке.

                                                         Эх...

                                                               (молчанья в Куйбышеве залп).

        Не маг. Волшебным жезлом бой

                                                      и боль

                                                                в единый

                                                                              вдох связал.

“Автограф” Верди на груди

                                     хранит его полвека.

Что человек в руках судьбы?

                                         Что звук без человека?

        Он темп хранит.

                             Всё дело в нём.  В нём пульс и

                                                                          долгий чистый звук.

        Все партитуры в голове.

                                          Они

                                                как будто дело рук.

 

 

V. Чудо рождения

 

Он никогда не считал себя храбрым,

                                                     однако

в эту трагичную осень

                               подолгу бродил он

между бомбёжками.

                            Всюду он чувствовал знаки.

Всё говорило:

                   Быть стойким – необходимо.

Резким контрастом с

                            на редкость прекрасной погодой,

в лицах читалась тревога,

                                    но с нею – решимость.

И,

 продолжая бродить

                             по любимому городу,

мог ли он знать,

                      что,

                          симфонией новой кружим он.

Сколько не рвался –

                          был признан он к службе не годным.

Вместе с другими –

                         тушил зажигалки на крыше.

Могут ли люди, как боги влиять на погоду?

… Делалось небо яснее, прозрачней и выше.

 

Ясность давала отчётливей слышать безумье.

Звёзды дрожали

                        и

                         в этом дрожании звуки

в крепость слагались и

                                  он

                                    припадал к амбразуре,

Мир весь он видел, хотя с

                                      детства был близоруким.

Внешне - подросток в очках

                                         был

                                              на деле

                                                        титаном.

Кто бы подумал?

                       А он

                            и

                             не думал –

                                         вершил он.

Чудо рождения не было чудом и

                                               не было тайным,

делая звук его музыки

                                 несокрушимым.

 

Время на сон?

                   Это роскошь.

                                    Он курит и пишет.

Это – единственный шанс

                                     быть для Мира оплотом.

Фронт приближается.

                               Небо

                                      пожарами пышет.

Внешне спокойный

                            титан

                                    продолжает работу.

Скоро конец сентября.

                                 Он –

                                   в конце третьей части.

Снова он рвётся на фронт,

                                      но

                                         отправлен приказом

в тыл…

       И он пишет, как дышит –

                                      о свете и счастье

движим любовью,

                        неся с нею трезвость

                                                       и разум.

 

Б-г всё же есть:

                      потерялся, но

                                          вскоре был найден

груз с партитурой…

                          Представьте - такую потеряю!

Как и любой на войне –

                                не прервался ни на день

он.

  Его музыка кровью питала артерию.

 

Год на исходе.

                    Титан подобрался к финалу,

не сомневаясь нисколько в победных аккордах.

Враг под Москвой остановлен.

                                             Симфония…

                                                          Мало!..

Музыка в сердце клокочет

                                        печально и гордо.

 

Вот и поставлена точка.

                                  Грустит он невольно.

Сможет ли кто

                     его труд

                                в этом пекле исполнить?

Знает ли он, что, поднявшись,

                                           симфонии волны

Мир весь охватят

                         и Верой

                                    его переполнят?! 

 

 

VI. Только в полном составе

 

Кто был жив,

                  и

                   кто не умирал,

                                       и кто не был в окопах -

если мог шевелиться

                               явился,

                                         заслышав призыв.

Кто не умер в дороге…

                               Вдох-выдох, вдох-выдох –

                                                                  синкопа.

Что подняло людей

                            полумёртвых?

                                               Не страх.

                                                           Не призы.

Музыканты пришли отовсюду:

                                           из морга и с фронта.

Генерал помогал дирижёру пополнить состав.

День за днём

                   собирался оркестр

                                              под горькое “пронто”.

Ах, как горько –

                     уже двадцать семь

                                                схоронили

                                                               из ста.

Дирижёр –

            сам подстреленный птах

                                                на трясущихся крыльях

поднимал ежедневно

                               голодный

                                             измученный клин.

Устремляясь за ним,

                            как могли –

                                          укрепления рыли.

Тот, кто вылепил их,

                             сам не помнил

                                                  названия глин.

Кто кого.

            Кто как мог:

                            на четвёртый этаж

                                                       поднимали

музыканты друг друга.

                                Сперва – по пятнадцать минут

репетиции шли.

                       Нет такого наречия “мало”.

Только маятник тикает тихо: -

                                         “Я всех помяну”.

 

Духовые подчас

                       к мундштукам

                                           примерзали губами.

Вылетали смычки

                          из

                             вконец

                                       обессиленных рук.

Лёд давил их кубами,

                              но вдруг

                                          испарялся клубами,

потому что плотней и плотней

                                            становился их круг.

“Только в полном составе”.

                                      Подчёркнуто

                                                        жирно.

                                                                 Три раза.

Только в полном составе…

                                    Иначе –

                                            нет смысла играть.

Шостаковича фраза

                            сейчас

                                     равносильна приказу

бьётся в сердце

                       призывом бороться

                                                    и

                                                     не

                                                       умирать.

Первый пробный концерт.

                                     Пиджаки

                                                 надевали на ватники.

Оркестрантки –

                    по несколько платьев

                                                   (такой был мороз).

Дирижёр вышел в белой манишке

                                                  украшенной бабочкой.

Командир,

              поднимая в атаку,

                                      встаёт в полный рост.

Лишь одно отделенье.

                                Примёрзла

                                               к пюпитрам

                                                               их стойкость.

Почему же не слышно оваций?..

                                           Шевелится зал.

Море варежек.

                    Холодно.

                                Очень.

                                       Постольку поскольку.

стимул жить.

                (Пусть

                        пока замерзает

                                              в мгновенье слеза).

 

Постепенно дошли

                           до

                             шестичасовых репетиций.

Нет сомнения в том,

                           что упорство

                                             спасло

                                                      многим жизнь.

Город ждал.

                Наполнялись надеждою

                                                   бледные лица.

По толике,

              по ноте

                        они

                            как умели

                                         теснили фашизм.

В день премьеры,

                         планируя кушать

                                                 в  “Астории” штрудель

враг,

      надеясь, на штурм,

                                 ждать не ждал

                                                     операции “Шквал”.

И концерт состоялся.

                             С оркестром гремели орудия.

Ни один

           из немецких снарядов

                                            в тот час не упал.

Наконец-то!

                Представился повод

                                             костюмам и платьям.

Пусть наряды смотрелись

                                     как будто

                                                  с чужого плеча.

Колоннада вставала

                            навстречу

                                          прибывшим солдатам.

Зал встречал ленинградцев,

                                         сверкая

                                                    в оживших лучах.

Люди слушали…

                     в зале,

                              на улицах,

                                           сидя в землянках.

Люди хлопали стоя.

                            Воскреснув.

                                            Отринув свой страх.

И букетик ромашек

                            в руках

                                      очень юной смуглянки

засверкал ярче звёзд.

                              Ярче ярости

                                                в грозных кострах.

 

Равносильно сраженью.

                                  Подобно

                                              гружёным составам

отгремели аккорды,

                            в объятиях

                                           сжав этот день.

И эмоции были

                      уже

                          не подвластны

                                               октавам.

И все беды в тот миг

                              не пугали

                                            счастливых людей.

До прорыва Блокады

                              ещё оставалось

                                                    два года.

До победы –

               три года

                           и

                            пропасть тревог и смертей.

Но несломленный город

                                   поднялся

                                                из

                                                  сумерек гордо

и в тот миг не нашлось бы

                                      нигде

                                              его тверди твердей.

Те же стены

                  спустя

                           тридцать лет

                                             “услыхали” признанье.

“В день премьеры мы поняли,

                                           что

                                               проиграем Войну.

Ваша сила и гордость

                               разрушили

                                              наше сознанье.

Если б только мы знали

                                  бездонную

                                                 ту

                                                   глубину”.

Два немецких солдата –

                                теперь

                                        два немецких туриста

и седой дирижёр,

                         и

                           всё те же

                                        колонны вокруг.

Траектории звуков линейны,

                                          остры

                                                  и тернисты,

и мелодии кокон – незыблем

                                           и так же упруг.

 

 

VII. Талисман

 

“Иди-Иди. Вперёд. Вперёд.

Покуда жизнь тебе позволит.”

Сломает или подберёт?

У каждого – свои мозоли.

Он жив, листочком тем храним:

верь иль не верь - им сберегаем.

Пусть стар, но он – неутомим:

корабль между берегами.

Этапы длинного пути -

его победы и потери.

Когда настанет час уйти –

метелью кончатся мистерии.

Случайно найденный средь нот

великого маэстро Верди,

клочок бумаги… вновь блеснёт

полоской долгожданной тверди.

 

А тот… в блокадной белизне…

чем он храним и сберегаем?

Как уцелел он в той резне,

плывя под теми берегами?

А может это он хранит

людей своим волшебным даром?

Безмолвствует могил гранит,

молчит, гася в себе радары.

И если талисман и был,

то он и был тем,.. ноют раны.

Он не смотрел на перст судьбы,

в своём служенье филигранном.

И надо ли сейчас гадать,

кто пробуждает звуки эти?

В них растворяются года.

 

Ты слушай!.. Музыка ответит.