Ойкумена (Расположенность зреть)

Перекрестным огнем бьют по спинам, по душам, по лицам

свет и снег, низвергаясь, не то с фонарей, не то с крыш.

Время - строгий старик, 

                               промелькнёт в этой взвеси провидцем,

но проявится клоуном... Наше смятенье - барыш,

или (что вероятнее) пища к его представленьям:

на поверхности злым... 

                             (Дай вам Б-г  расположенность зреть).

Эти встречи сродни незнакомым природным явленьям

(низведённым поэтами к строчкам "рождение – смерть")

В его странных репризах молчанье - основа дольменов.

Их порядок, похоже, из среза иных величин.

Отражаются звуки от дальних границ Ойкумены,

отставая от света созвездий, сердец и лучин.

Он возникнет и скроется, нам оставляя сомненья,

недовольство и жгущее чувство непонятых слов.

Ветер свежий подует. Вокруг фонарей, словно семя,

завихрятся снежинки, как светоч, втыкаясь во зло.

Промелькнёт и исчезнет листом календарным последним.

Снег, с кудрей осыпаясь, расправит морщинки у глаз.

Он последний магнат, он последний великий наследник,

он следов затихающий скрип… в полутьме у угла…

Седину отряхнет и рукою он дёрнет рубильник,

на котором начертано: "Снег в Новогоднюю Ночь".

Кто бы, право, поверил, 

                             что, с детства весьма щепетильный,

он хотел бы, но собственный ход изменить он невмочь.

Кто-то скажет: мы всё это раньше уже проходили.

Ойкумены границы расширить? Не стоит мечтать.

Если б только снега нас порою слегка холодили…

Вам сегодня пришлют поздравленье на главный почтамт.

Он покрасит под утро бесцветные волосы краской 

Л’Орель (рыжий цвет) и, в будильники наши звеня,

вдруг захочет проверить, кто верит ещё его сказкам,

и увидит средь прочих, ну кто бы подумал – меня.