Мы помним имена его героев. 

Он снова в поезде летит во весь опор.

Играет музыка уверенно. Порою 

в неё врывается тревожный перебор.

А поезд мчится, соревнуется с Конкордом.

 Невозмутимостью полно его лицо.

И мы опять вникаем в слово гордость. 

Пусть времени сжимается кольцо.

Нельзя вернутся в реку. Трудно в город. 

А он как будто и не уезжал.

Но прозвучат финальные аккорды. 

И чуть инче нам чего-то станет жаль.

Пока он в поезде – над ним не властно время. 

И нам наивным кажется, что с ним

и мы умчимся… Плёнка – не проблема. 

Сквозь треск царапин всё равно мы уясним,

что зло есть зло, и что добро сильнее, 

что улыбаться можно и сквозь боль.

Что до удачи? Что до с встречей с нею? 

Вопрос, который задаёт любой

из нас, давно забывших очень много, 

но помнящих героев имена.

Он мчится в поезде. Трудна его дорога, 

но ничего не станет он менять.

Прощай XX век. Прощай, Ален Делон:

голубоглазый вор застенчивых иллюзий.

Не виден был нам всем прощальный твой поклон.

Твой медленный уход не станет нам обузой.

И память, как стоп-кадр, сыграв печальный блюз,

не станет нас терзать…ни плачем,… ни улыбкой.

И, как бы в первый раз, я больше не боюсь

за кадр перед концом… сеанса… Снова рыбки

глаз светлых промелькнут в муарной полутьме,

и тень метнётся прочь, и день настанет новый.

И птичка запоёт… Зачем,… живя в тюрме,

она осознаёт, что нам… порой… хреновей.

Делон и Бельмондо. Два баловня судьбы.

Запахнуты плащи. На лбы надеты шляпы.

Они сейчас уйдут, с улыбкой, без пальбы.

Дымки от сигарет… Сорвало где-то клапан,

и время рвётся вон, но не окончен фильм,

и умерший герой встаёт из тьмы с улыбкой,

ведь, право, happy end в кино для простофиль.

Ведь право - этот свет в стене совсем не зыбкий.

Движения рукой вдоль шляпы и вообще…

Не кончена игра, и непонятна драма.

Они ушли сейчас, для нас оставив щель.

Мы видим спины их… Вдали. Держите прямо

вы спины, как они… Огни не догорят…

хоть теплятся давно…  ни ночью, ни с рассветом.

Они опять вдвоём. О чём-то говорят.

Понятно, что слова от нас относит ветром.

– Старик, скажи тебе не грустно, 
что жизнь прошла, что ты хромаешь? –
... под толстой тростью ветка хрустнула –
Что ты ответил? Задремал я...
– Сынок... есть в этой жизни вещи,
осознающиеся с треском.
Ты скоро спросишь, что там плещется...
Фонтан на площади. Бурлеска.

Мир наполняют звуки.  С ними
нет сладу, но без них печальней.
Присядь на парапет. Пусть снимет
твоё смятенье и отчаянье
игра теней, мельканье истин,
машин, зонтов, плащей и платьев...
Кто с облегченьем первый свистнет,
тот за вино сегодня платит.

Он опирается на палку 
и улыбается...  полвека,
в любых киношных перепалках –
улыбка к нашим душам дверка.
В киношных?..  Возле глаз морщинки
у тех, кто не скрывал эмоции.
Не называй себя мужчинкой.
Плыви. Тебе не нужен лоцман.

Ты скажешь время беспощадно.
Малыш... жестоки только люди.
Ищи малыш! Бог в помощь. Складно
всё сложится. Вино – прелюдия.
Малыш, уныние порочно,
порочнее, чем та же дряхлость.
Не проверяй себя на прочность... 
Опёрся. Встал... А лето пахло:

вином, каштанами, сигарой
и горьковатою надеждой.
Казалось, день уже в разгаре...
Мелькало время как одежды.
Ушёл, оставив десять франков,
хотя никто из нас не свистнул.
Такая встреча спозаранку...
День обещает быть неистов.
 

Он пол жизни ходил, как по краю,

приближая, рискуя, тот край.

Он не думал об аде и рае,

повторяя как мантру: «играй»!

И играл он, как жил, не сгорая

на пылающем жарком огне.

И глаза его, часто сверкая,

всем внушали, что он на коне.

Да, его оседлал он как должно,

попадая в прыжке в стремена.

Жизнь из слёз и улыбок в путь сложена:

победителей радость – скромна.

Улыбался любви он и смерти,

как из песни известной король.

Клоунада казалась уместной,

и реальностью делалась роль.

И когда оставалось пол шага

до последней репризы ему

он начистил кокарду и шпагу, 

подмигнуть тоже не… преминул,

и шагнул в никуда будто с крыши,

как тогда, когда ждал вертолет.

Эй приятель не плач… Слышишь?

                                                Слышишь….

Кто-то мерно крошит шпагой лёд.

Я вижу мир в скрещении прицела 

и чувствую его я на виске.

Я пулю, что убьет меня, не вижу, 

но знаю, что она невдалеке. 

Вот я иду, шатаясь, по карнизу, 

а вот повис, сорвавшись, на руке, 

и я упал, но чудом как-то выжил -

и снова перекрестье на виске. 

Я человек без имени и дома 

и снова влез в нечестную игру, 

где ставкой жизнь - как это мне знакомо! -

а прикупом – убийство, не моргнув. 

Скрип тормозов и скрежет по асфальту, 

стук сердца - снова пот течет ручьем.

И снова я ушел каким-то чудом, 

и снова взял у жизни я заём. 

Так пусть зажат опять врагами в угол, 

И пусть гуляет смерть невдалеке, 

я не погибну, я обязан выжить -

будь дюжина прицелов на виске. 

Восстановить я должен справедливость, 

чтоб по заслугам каждый получил.

А вечером, чин чином, можно выпить 

и улыбнуться из последних сил.