Ухожу я в тайгу, ухожу. 

Ты не плачь, родная. Бонжур.

Лучше спой на прощанье мне, спой.

Очень мил голос твой.

А не можешь - давай помолчим.

В тишине в глаза поглядим.

Этот взгляд твой с собой в тайгу

унесу сквозь пургу.

Ну а может?.. Не хочешь?.. Жаль.

Нет, не надо до двери провожать. 

Оставляю для мужа твой взгляд.

Мне ребята гудят.

Ухожу я в тайгу, ухожу…

Падает мокрый снег.     

Подымается пар от луж вверх.

Что за странная штука жизнь...

Постоянно слышу твой смех.

Триумфальная арка, Париж.

Ни зги не видать - туман.

Холодает, слегка дрожишь.

А в тумане таится обман.

Звуки вязнут в белёсой мгле. 

Застревают, как в вате пыль.

Лишь клаксоны сигналят всё злей. 

И смешалось все: сказка и быль.

Падает мокрый снег.     

Подымается пар от луж вверх.

На распутьи весь век стоишь

и не знаешь, свершишь ли грех.

Словно нету иных забот,

парижане - народ такой:  

кальвадоса бокал: “Салют!”

по дороге с работы домой.

И опять из бистро во мрак,

где витают обрывки снов...

Пессимисту приснится - страх.

Оптимисту - роза ветров.

               * * *

Сквозь окно вытекает дым

от твоих и моих сигарет.

Как туман исчезает с теплом,

растворяется весь этот бред.

Поздний вечер. Москва. Входит ночь.

Догорает последний “Казбек”.

Стайка звёзд из окна смылась прочь.

В девяностые... движется век.

Над Москвой пролетел летний дождь.

Дым окутал корабль на стене,

переполнен окурками “Ёж”,

а слова, почему-то, ясней.

Занавеску пробил лунный свет.

И корабль поплыл по волнам.

Может быть, он везёт вам привет.

Может быть, направляется к нам.

Лунный свет по земле расплескался 

и, в волшебном таинственном сне, 

на обрывках бумаги остался

снегом, выпавшим вдруг по весне. 

Все проходит: обиды и дружба, 

даже ночи безумной любви.

Как немного для счастья нам нужно -

только тихо его позови. 

Мы, как дети, наивно моргаем

в приближении нового дня.

А волна, на волну набегая,

в океан убегает маня. 

Так в копилку пути собирает,

удивляясь, что каждый тернист,

и о Гамлета роли мечтает 

бессловесный с подносом статист. 

Под усеянный звёздами купол 

нитью тянется каждая роль

из волшебной коробки для кукол.

Рядом там и поэт, и король.  

Там навстречу идущий прохожий 

и гудки безобидных машин 

слились в день на вчерашний похожий...

Как во сне, мы куда-то спешим.

А потом после праведной спячки, 

как броню равнодушье храня, 

мы своих настроений не прячем,

бога с чёртом в чём-то виня. 

Где же суть? Я не знал и не знаю - 

строчки песни порой не ясны…

Только каждую ночь призываю 

до обидного чистые сны. 

В них друзья за столом веселятся, 

в них любимые преданы нам...

Но - судьбы беспокойной скитальцы -

мы на волю отдались волнам.

Ты опять уезжаешь.

Я опять провожаю. 

Эта ночь разлучит

нас с тобой навсегда.

Затаился рассвет,

словно вор, в полумраке.

Скоро лайнер умчит

часть мою без следа.

Ты меня позабудь,

не держи в сердце камень.

Это всё для меня -

мой удел, моя грусть. 

Пусть уносит тебя 

свежий ветер надежды.

Ветер с солью морской 

мне достанется пусть. 

Новый день наступил. 

Наступил час расплаты. 

Догорела свеча

и допито вино. 

Вспоминать о былом - 

это глупая слабость,

вспоминать о былом - 

это, право, смешно. 

Ты опять уезжаешь.

Я опять провожаю. 

В этот раз навсегда. 

В этот раз далеко. 

Кто успел, тот допел. 

Кто хотел, тот доплакал 

на последнем сеансе 

немого кино.

Снегом выпали звёзды.  

Улетает луна.  

Вновь играется соло

нерождённого дня. 

Сны попрятались в щели, 

и сифонит окно.  

От симфоний мы млели...

Их сыграли давно. 

  

Белой пеной поднялся

самозванец - туман.

Он как шпик затаился,  

он задумал обман.

А уставший шарманщик

всё сулит светлый край.  

Вам достанет билетик

на плече попугай.

Но мотив незнакомый

заструится опять.

И как будто из комы 

день воротится вспять.

Вновь предпримет попытку

растревожить меня.

Как секунды, копыта

устремятся, смеясь.

Чехардою песчинки.

Открываю глаза.

Песней утро сочится.

Грусть уходит назад.

Снегом выпали звёзды.  

Улетает луна.  

Вновь играется соло

незнакомого дня.