Свет от далёких звёзд жжёт миллионы лет

бездны небесных вёрст к нам, оставляя след:

точки на самом дне глаз, устремлённых в высь.

Слышен в мельканье дней возглас: «Остановись!»

Снег от тревожных дум облюбовал виски.

Кто прошептал про «двум»?.. Света дрожат волоски

над головой в ночи. Следствие детских слёз?

Не отвечай, молчи. Детские слёзы – всерьёз.

След от забытых слов – шёпот иной в ветвях.

Кто здесь? Добро и зло? Снова разверзcя шлях.

Шаг по земле – парсек. Долго ли нам до звёзд?

Их не собрать в сусек. Будет узор их пёстр.

Спектр наивных душ Хаббл и Джеймс Уебб

вряд ли измерят. Уж, скоро займётся Феб.

Души ли гонят страх? Слово ли топит лёд?

Слышно сопенье прях. Слову пора в полёт.

С какою лёгкостью иные забывают

своих друзей, мечты… их имена.

Летит,.. летит по небу листьев стая

и ничего не хочется менять.

Но всё меняется без нашего хотения

и всё что можно нам – хранить в себе

обрывки слов, стоп-кадры, их сплетение.

О чём не пишется – выходит о судьбе.

А листья те совсем не машут крыльями.

Они над тающими крышами парят.

Запечатлеем мы не без усилья

скрывающийся в ночи звукоряд.

Покалывая греет под гортанью

надежда-мысль (молитва): «Не забыть!..»

А этот Мир такой жестокой тайной

не устаёт легко куда-то плыть.

Свет меняет очертанья крыш, деревьев и кустов.

Я веду подсчёт желаний, как акул считал Кусто.

Я, как он, парю в глубинах то ли яви, то ли сна,

и выныриваю в… осень, не пытаясь объяснять

механизмы заблуждений, поиска простых вещей.

Я нырял в сезон футболок, вынырнул сезон плащей.

Мы сольемся в их потоке, заштрихуют нас дожди.

Свет меняет очертанья зданий, крыш, зонтов…      

                                                                       Не жди

ни погоды, ни разлуки, ни прозренья, ни чудес.

Если только… снег. 

                           Готовься. 

                                      Верь – 

                                               он скоро будет здесь.

Красной шапочкой Жак-Ива гроздь рябины над тобой.

Свет течёт неторопливо. Рыбы облаков гурьбой

следуют согласно плану неизвестному всем нам.

В этом свете нам не странно, что реальность не ясна.

И, возможно, даже лучше, что не знаем мы ответ,

что скрывают очертанья и откуда льётся свет.

Глупо ли поверить в чёткость линий посредине дня?

Скоро снег повалит гуще всё в одно соединяя.

Тень метнулась над дорогой. Птица? Облако? Дракон?

Мир, лежащий от порога… Сколько видим в нём сторон?

Он в космическом масштабе в камере обскура блик.

Небо – ракушка на крабе. И мерещится в нём лик.

Между верой и отчаянием пролегает всякий путь.

Не ищи необычайного, а самим собою будь.

Просто плач и просто смейся, просто думай и не ври.

Страх, конечно, не развеется, но уснёт как о-эр-ви.

И пока он спит – пытайся находить в сомненьях звук.

Дети Никты – Эрот с Айсой нам напомнят: всё не вдруг.

Путь не всякий пролегает от любви и до любви.

Вот взошла звезда. Другая. Что же делать? – Лёд дроби!

Путь к звезде и путь к надежде. Не побег и не рывок.

Всё такой же, как и прежде, в пятерне зажатый рог.

Протрубит зарю и значит хода нет назад. Летим.

Звук затих. День новый начат. Кто ты, ангел во плоти?

Перебор гитарных струн,

ветерок и рябь навстречу.

За излученной бурун,

а за ним любезный вечер.

Чем любезный? Тишиной

с запахом дымка, смолою,

за сосновую стеной

притаившеюся мглою.

Пусть приходит. Разведём

костерок. Заварим чаю.

К краю ночи подойдём,

как родную повстречаем.

Может песенку споём.

Может помолчим вздыхая.

Гаснет неба окоём.

Искры над рекой порхают.

Девушка с ещё растущей грудью:

тонкая, как прутик под дождем,

заглушает скрипочкой орудия…

Я дрожу, хоть я предупреждён

обо всём, что может не случиться

и случиться. Может. Может быть.

У мелодии зелёный взгляд волчицы.

Тщетно я пытаюсь не любить

образ, что придумываю снова,

пряча под ладонью детский взгляд.

Я, похоже, не в ладах с основами,

что меня страшат и веселят.

Не пытаюсь совладать с желаньями:

осадить и снова возбудить.

Скрипку и смычок сжимая дланями

шепчет она слово: «Впереди…»

И не ясно сколько ею пройдено.

Выдох превращается в мольбу.

Бьётся жилка тихо в такт с мелодией

под ладонью на вспотевшем лбу.

Отголоски войн и катаклизмов

приглушает магия смычка.

Потерявшись в чувствах, дождик слизывает

слёзы с глаз, которые в очках.

В души проникает и за стёкла

в зале, где полупотушен свет.

Музыка давно уже умолкла.

Долго затихает флажолет.

Вечный бой. Покой нам только снится,

как и девушка, и грудь её, и грусть.

Не пора ли нам угомонится?

Однозначно нет. На том держусь.

Сам. Пытаюсь и делюсь, вздыхая.

Взгляд зелёных глаз не даст соврать.

Звёзды в небе светят. Волчья стая.

Вой и музыка. Не буду прерывать.

Девушка идёт едва касаясь

сцены, мостовой, газонов, крыш.

Полуобнажённая, босая…

Господи, прошу – её услышь!..

Море смотрит на меня. Море не молчит ни дня.

Морю некогда молчать. Морю надобно встречать 

ночь и день,  рассвет, закат. Море побуждает кадр

сделать гениальный вдруг, как овал вписался вкруг.

Как не злобная волна, что такой быть не вольна,

ластится у самых ног: необъятного манок.

Море шепчет мне и всем. Понимаю? Не совсем.

Больше – пробую гадать. Так нисходит благодать.

То щенок, то пёс, то волк. Море в ласках знает толк.

И нагнать умеет страх. Гладь его опять пестра.

Пена, облака, песок… Море шепчет: «Дайте срок,» –

но само совсем не ждёт. Схватит за ноги и жжёт .

«Море, море, я пойму!» – отвечаю я ему.

Я смотрю вдоль дюн вперёд, иногда бывая горд

тем, что пробую искать. Много впереди песка.

Он говорит ей: «Ты станешь убийцей…»

«Господи, Господи…» – шепчет она.

Нежный закат освещает им лица.

В сумерках прячется слово… В…ина?

Пальцы у губ. Здесь слова под запретом?

Ах, до чего она любит свой двор.

Тихо прощаются осень и лето.

«Помни – не вспомнить тебе Перадор.»

Голуби жмутся на узком карнизе.

Холодно станет спустя десять дней.

Жёлто-оранжевый бисер нанизан

вместо зелёного… Небу видней.

Мечется бисер словесный в эфире.

Кто кому верит? Кому и во что.

Ходики тикают. Движутся гири.

Всё объясняется тонкой чертой.

Переступая её, не заметив,

все превращаются в невесть кого.

Были влюбленными. Стали руммейты.

Кем они станут к приходу снегов?

Каждый из них шепчет слово «опомнись».

Мост в Перадор застил телеэкран.

Всё превращается в странную помесь

света и тьмы, и не легче с утра.

Сможет ли он до неё достучатся?

Тонкая линия вьётся меж ног.

Вдруг не повяжет? Желаю им счастья.

Щёлка закрылась. Надеюсь – он смог.

Я бы хотел предложить ей остаться 

если бы мог предложить ей хоть что-то.

Я, как могу, сохраняю дистанцию,

силами всеми не слушая чёрта.

Шепчет он сказки мне в правое ухо.

В левом заучит её ангельский голос.

Осень играет свалявшимся пухом,

помня, как с ним же весною боролась.

Чем я пленён? Как ни силюсь – не знаю.

Просто хочу удержать её рядом.

Стала заметней работа резная:

встали деревья вдоль улиц отрядом.

Что охраняют они? Наше время?

Миг тишины, чтоб я принял решение.

Я, как могу, проявляю смирение,

вновь ощущая престранное жжение.

Ну, а она? Как вчера, пируэты 

молча выводит. Так близко (чуть сзади).

Только ведь думы мои не про это.

Я ощущаю спиною (не глядя),

что она смотрит и так же не видит

(собственно, это ни капли не странно).

Кто и к кому в этой сцене эпитет?

Улица, осень. Ещё очень рано.

Ураган наползает. Мрак без грома и молний.

Ураган очень медленный, нам совсем незаметный.

Лист осенний прижался к крыше скользкой наклонной

и поверить нам трудно, что тех листьев несметно.

Ураган их сметает, как столетья страницы,

листья книжек листая и считая в них буквы.

Интуиция шепчет: «Лучше по-сторо-ниться».

Но стою я как вкопанный, не моргнув и не буркнув.

Что там листья. Деревья гнутся травами. Страшно.

Но пока не приходит осознанье испуга.

Небосвод в черно-серые краски окрашен.

Очень скоро услышим, как скрипит центрифуга.

Нас прижмёт к стенам зданий или вышвырнет в небо.

Листья милые, как вы научились не падать?

Интуиция шепчет: «Не проси и не требуй,..» 

Мы не можем поверить, что в пол шаге от ада.

Если б слышали вой мы, был бы повод стать смелым.

И всего непонятней для чего нас пугают.

Нам вцепится бы в память, став на время омелой.

Но, похоже, реальность генерится другая.

Мы, похоже, застыли в вихре листьев на плаце.

Что за чем происходит – мы опять без понятия.

Как умерить стихию? Есть ли шанс не бояться?

Очень медленно смелость нас сжимает в объятьях.